Помню, много лет назад, в детстве, моим самым сокровенным желанием было… нет не новая кукла или книжка-раскраска. Моей душевынимающей мечтой было выкинуть пианино с 9-го этажа. Причём ещё тогда, когда мы жили на первом. Мечта была настолько выпуклой и жёсткой, что это вандальное действие я увидела как-то раз во сне. А потом мы переехали на девятый.
Да, на девятый. И я его не выкинула. Ну потому что, во-первых, такое не под силам не только маленькой девочке, но и огромному бугаю. А во-вторых, к тому времени я придумала ещё с десяток разных пакостей, которые не позволили бы пианине больше звучать никогда, а мне — на нём играть. Однако, я уже повзрослела и вкурила — если сломаю в пианине хоть какую-нибудь деталь, скандалище будет такой, что мне придётся потом всю жизнь ходить со слуховым аппаратом и рояльной педалью в башке.
Думала, что после школы грохну свой диплом об крышку инструмента и скажу — забирайте макулатуру, а я в сантехники пошла! Ан нет. Пошла в музыку. Причём не куда-нибудь, а, страшно подумать, в хоровые дирижёры. Вот уж и правда, нет более глупой профессии для того, кто этим не болеет. Поначалу-то ещё туда-сюда, привычные сольфеджио, гармонии, хор. А потом стала и махнёй заниматься. Махня — дирижирование. Это я так презрительно называла свой спецпредмет. Ненуачо? Научить махать конечностями любую обезьянку можно. Вот и меня научили.
На вопрос — а зачем туда пошла, раз не нравится, расскажу в другой раз в посте про родителей :)
А сейчас про хор. Так вот, хор таки сделал меня. Влюбил в себя как опытный обольститель. Махать руками перед человеческими лицами я так и не стала, не больно-то я им зла желаю. А вот желание петь во мне умножилось со страшной силой. Причём, чем старше становлюсь, тем больше нравится.
Вот помню самый свой первый кайф от пения в хоре поймала курсе на втором. Уже забыла, что именно мы там пели, но выдрессировали нас в ту пору так, что каждый из певцов слушал других больше, чем пел сам. А по замыслу Карабаса-дирижёра нам нужно было из пиано выйти в форте, то есть из тихо постепенно сделать громко. Профессиональным языком это называется сделать крещендо. Начинаем мы его делать значит. Стартуем из почти тишины и набираем силу в голосе. И так мы в тот момент все слились в один большой единой многоротовый организм, что я реально почувствовала себя какой-то мошкой и огромным гигантом одновременно. Мой голос, казалось, был многократно усилен каким-то невиданным рупором, а ощущение было таким, как-будто я сейчас взлечу на собственном звуке куда-то в стратосферу. То есть я вам сейчас не метафору привожу, а объясняю очень даже физическое ощущение, которое нахлынуло на меня тогда.
А другой момент помню, как пела и почти рыдала в одном очень красивом произведении, потому что слышала, вот прям слышала опять-таки физически (!!!), голос моего папы, который солировал в том произведении много лет назад. Я не могла слышать в партии теноров его голос, потому что к тому моменту он был уже на другом свете. Но я его слышала. И ревела.
Как-то раз нам дали произведение, которое было похоже, если сравнивать с творчеством художников, на Пикассо, который хорошо побухал вместе с Дали, переспав до этого с Малевичем. Оно было такое, такое… Написал его один наш казанский композитор, который всячески старался стать известным казанским композитором. Ну и вроде он даже им стал. Ну не суть. А ещё, по совместительству, он был преподом в моём институте культуры. Поэтому нашему хору не повезло. И всякий раз, когда дело доходило до «того самого упоротого» произведения, хор содрогался в страшных муках первого похмельного утра и всячески старался оттянуть эту встречу с прекрасным. Прекрасное начиналось со странных звуков, порой совсем немузыкальных. Например, шшшшшш или зуммм-зуммм-зумммм или жьжьжьжь и т.п.
Ах, забыла упомянуть, почти всегда мы учили наши партии отдельно. То есть, сначала поют басы, потом тенора, иногда сопрано с басами или альты с тенорами. И никогда все вместе! Это важно.
Где-то за 10 репетиций до выступления наш хор наконец-то собрали в полном для исполнения составе, куда, помимо оного, входила одна солистка, один оркестр и один главный дирижёр. Не тот, который был у нас на репетициях. Запела солистка, мы привычно вздохнули, вступили и… дружно выпали в осадок. Потому что это была такая музыка! Нет, не так. это была ТАКАЯ МУЗЫКА!!! Таштугай. Так она называлась. Я пела и слышала как поёт птица, как в поле, которое я видела прямо перед собой вместо зрительного зала, шумит рожь, слышала какие-то природные звуки, шелест сухого горячего степного ветра и даже ощущала запах той степи. Это было не то, что невероятно, это было настолько внезапно хорошо, как-будто ты стоял в душном помещении, а перед тобой вдруг открыли окно в лето.
Есть такой вид живописи. Вблизи — детская мазня, но стоит сделать 3-4 шага назад и перед тобой чудный пасторальный пейзаж на озере с чудным деревенским домиком на заднем плане. Вот так и здесь сложились странные музыкальные мазки в стройную картину.
Я не чувствовала как пела. Мой рот открывался уже сам по себе, горло издавало привычные звуки, а я сама уже летала где-то над степью вместе с ветром и птицей, вдыхала жаркий полуденный воздух и слушала, слушала, слушала…. Люди! Я никогда такое не пела, ни до, ни после! Там уже нет слов, сплошные ощущения. Я бы спела его ещё раз. Спасибо дядечка, что так классно побухали с Дали сочинили! Я правда, правда в полном восторге.
А вот наше видео, где пою я, мой папа, а мама — дирижёр.
Я шестая слева, папа справа от мамы с папкой в руках, мама дирижёр
Пы Сы. Стою я как-то за кулисами в Органном перед нашим выступлением. Одна женщина из хора спрашивает меня — а ты с папкой будешь петь? (папка для нот). А вторая тётечка такая: «Да, она и с папкой и с мамкой будет петь!»
Вот такая вот у нас музыкальная семья. А вы говорите — пианино, пианино.
Папа на длинной выдержке превратился в вентилятор.
музыкахор
Хор — это очень ХОРошо
26.01.2016
Без рубрики
No Comments
Мух-ха
Помню, много лет назад, в детстве, моим самым сокровенным желанием было… нет не новая кукла или книжка-раскраска. Моей душевынимающей мечтой было выкинуть пианино с 9-го этажа. Причём ещё тогда, когда мы жили на первом. Мечта была настолько выпуклой и жёсткой, что это вандальное действие я увидела как-то раз во сне. А потом мы переехали на девятый.
Да, на девятый. И я его не выкинула. Ну потому что, во-первых, такое не под силам не только маленькой девочке, но и огромному бугаю. А во-вторых, к тому времени я придумала ещё с десяток разных пакостей, которые не позволили бы пианине больше звучать никогда, а мне — на нём играть. Однако, я уже повзрослела и вкурила — если сломаю в пианине хоть какую-нибудь деталь, скандалище будет такой, что мне придётся потом всю жизнь ходить со слуховым аппаратом и рояльной педалью в башке.
Думала, что после школы грохну свой диплом об крышку инструмента и скажу — забирайте макулатуру, а я в сантехники пошла! Ан нет. Пошла в музыку. Причём не куда-нибудь, а, страшно подумать, в хоровые дирижёры. Вот уж и правда, нет более глупой профессии для того, кто этим не болеет. Поначалу-то ещё туда-сюда, привычные сольфеджио, гармонии, хор. А потом стала и махнёй заниматься. Махня — дирижирование. Это я так презрительно называла свой спецпредмет. Ненуачо? Научить махать конечностями любую обезьянку можно. Вот и меня научили.
На вопрос — а зачем туда пошла, раз не нравится, расскажу в другой раз в посте про родителей :)
А сейчас про хор. Так вот, хор таки сделал меня. Влюбил в себя как опытный обольститель. Махать руками перед человеческими лицами я так и не стала, не больно-то я им зла желаю. А вот желание петь во мне умножилось со страшной силой. Причём, чем старше становлюсь, тем больше нравится.
Вот помню самый свой первый кайф от пения в хоре поймала курсе на втором. Уже забыла, что именно мы там пели, но выдрессировали нас в ту пору так, что каждый из певцов слушал других больше, чем пел сам. А по замыслу Карабаса-дирижёра нам нужно было из пиано выйти в форте, то есть из тихо постепенно сделать громко. Профессиональным языком это называется сделать крещендо. Начинаем мы его делать значит. Стартуем из почти тишины и набираем силу в голосе. И так мы в тот момент все слились в один большой единой многоротовый организм, что я реально почувствовала себя какой-то мошкой и огромным гигантом одновременно. Мой голос, казалось, был многократно усилен каким-то невиданным рупором, а ощущение было таким, как-будто я сейчас взлечу на собственном звуке куда-то в стратосферу. То есть я вам сейчас не метафору привожу, а объясняю очень даже физическое ощущение, которое нахлынуло на меня тогда.
А другой момент помню, как пела и почти рыдала в одном очень красивом произведении, потому что слышала, вот прям слышала опять-таки физически (!!!), голос моего папы, который солировал в том произведении много лет назад. Я не могла слышать в партии теноров его голос, потому что к тому моменту он был уже на другом свете. Но я его слышала. И ревела.
Как-то раз нам дали произведение, которое было похоже, если сравнивать с творчеством художников, на Пикассо, который хорошо побухал вместе с Дали, переспав до этого с Малевичем. Оно было такое, такое… Написал его один наш казанский композитор, который всячески старался стать известным казанским композитором. Ну и вроде он даже им стал. Ну не суть. А ещё, по совместительству, он был преподом в моём институте культуры. Поэтому нашему хору не повезло. И всякий раз, когда дело доходило до «того самого упоротого» произведения, хор содрогался в страшных муках первого похмельного утра и всячески старался оттянуть эту встречу с прекрасным. Прекрасное начиналось со странных звуков, порой совсем немузыкальных. Например, шшшшшш или зуммм-зуммм-зумммм или жьжьжьжь и т.п.
Ах, забыла упомянуть, почти всегда мы учили наши партии отдельно. То есть, сначала поют басы, потом тенора, иногда сопрано с басами или альты с тенорами. И никогда все вместе! Это важно.
Где-то за 10 репетиций до выступления наш хор наконец-то собрали в полном для исполнения составе, куда, помимо оного, входила одна солистка, один оркестр и один главный дирижёр. Не тот, который был у нас на репетициях. Запела солистка, мы привычно вздохнули, вступили и… дружно выпали в осадок. Потому что это была такая музыка! Нет, не так. это была ТАКАЯ МУЗЫКА!!! Таштугай. Так она называлась. Я пела и слышала как поёт птица, как в поле, которое я видела прямо перед собой вместо зрительного зала, шумит рожь, слышала какие-то природные звуки, шелест сухого горячего степного ветра и даже ощущала запах той степи. Это было не то, что невероятно, это было настолько внезапно хорошо, как-будто ты стоял в душном помещении, а перед тобой вдруг открыли окно в лето.
Есть такой вид живописи. Вблизи — детская мазня, но стоит сделать 3-4 шага назад и перед тобой чудный пасторальный пейзаж на озере с чудным деревенским домиком на заднем плане. Вот так и здесь сложились странные музыкальные мазки в стройную картину.
Я не чувствовала как пела. Мой рот открывался уже сам по себе, горло издавало привычные звуки, а я сама уже летала где-то над степью вместе с ветром и птицей, вдыхала жаркий полуденный воздух и слушала, слушала, слушала…. Люди! Я никогда такое не пела, ни до, ни после! Там уже нет слов, сплошные ощущения. Я бы спела его ещё раз. Спасибо дядечка, что так классно побухали с Дали сочинили! Я правда, правда в полном восторге.
А вот наше видео, где пою я, мой папа, а мама — дирижёр.
Я шестая слева, папа справа от мамы с папкой в руках, мама дирижёр
Пы Сы. Стою я как-то за кулисами в Органном перед нашим выступлением. Одна женщина из хора спрашивает меня — а ты с папкой будешь петь? (папка для нот). А вторая тётечка такая: «Да, она и с папкой и с мамкой будет петь!»
Вот такая вот у нас музыкальная семья. А вы говорите — пианино, пианино.
Папа на длинной выдержке превратился в вентилятор.
музыкахор